Мизантропический проект крайне иронично настроенных по отношению к окружающей действительности группировки молодых художников «Новые уличные» этим летом пополнит экспозицию Музея Уличного Искусства. Инсталляция «Недетская площадка», собранная из подручных материалов, вроде старых шин, пластиковых бутылок, деревянных бревен и пней, поживших игрушек, будет имитировать детскую площадку на подобие тех комически-печальных советских пережитков, которые хаотично рассеяны по дворам больших и маленьких городов от центра до периферии. Каждый игровой объект будет лишен своих первоначально развлекательных свойств: качели откажутся качаться, яркие краски заменит сплошной черный цвет, а траекторию спуска с горки невозможно будет предсказать. Для стрит-арт художников это станет попыткой разместить объект с уличными эстетическими свойствами в музейной зоне, используя не традиционный метод рисования на внешних поверхностях зданий, а посредством внедрения первоначально уличной и утилитарной конструкции в экспозиционное пространство и, соответственно, в художественный контекст.
Сегодня практически любую художественную активность на улице причисляют к категории преступлений, что отдает изрядной абсурдностью — много ли есть типов преступлений, где целью является не присвоение или разрушение, а эстетическое переосмысление и наделение новыми смыслами?
Специфика работы уличных художников связана не только и не столько с ее нелегальностью и конфронтацией с зафиксированными законом ограничениями, но, в первую очередь, с существованием вне привычного течения жизни и общепринятого распорядка. Каждый художественный акт в рамках общественного пространства — это попытка взаимодействия с людьми, которые заведомо настроены враждебно по отношению к любым твоим действиям, ведь маркировка «незаконности» для большинства исключает художественную работу из художественного контекста — сам по себе вполне миролюбивый акт рисования начинает рассматриваться как нечто деструктивное, а не созидательное. Это постоянное преодоление препятствий на пути к основе для изобразительной работы — вряд ли можно испытывать подобные затруднения при попытке подойти к натянутому холсту — которое рождает внутреннюю готовность к невозможности осуществления своего замысла. Это понимание неизбежного уничтожения собственной работы. И, конечно, это жизнь вне общепринятого режима. Режима как в самом широком смысле, вроде мировоззрения и принятия правил жизненной игры, так и в очень узком, вроде нормированных часов утреннего пробуждения и ночного отхода ко сну. Наибольшую активность художник проявляет тогда, когда город замирает, а улицы, подъезды и дворы пустеют, переставая выполнять свою функцию проходных пространств, становясь местом действия и конечным пунктом назначения. Когда город остается в твоем распоряжении, ты учишься смотреть на служебные помещения и прикладные предметы как на самостоятельные объекты, уже представляющие эстетическую ценность или обладающие потенциалом стать чем-то большим, чем им предназначено было быть. Так, каждая уличная работа становится борьбой с неизбежным, вызовом предопределенности. В то же время ты борешься с собственной невстраиваемостью в общую конструкцию жизни, потому что на какое-то время становишься способен интерпретировать окружающую среду в соответствии с собственными представлениями о ней и, таким образом, находишь себе место в действительности, которая в остальные часы массовой активности отказывается тебя принимать.
По схожему принципу функционирует и медиум инсталляции «Недетская площадка». Помещенная в точку проведения развлекательных мероприятий и перманентных тусовок, инсталляция станет местом изоляции и отдохновения для тех, кто по разным причинам не смог влиться во всеобщий поток и, одновременно, будет воссоздавать частное состояние авторов: состояние исключения себя из контекста массового движения, которое испытываешь, находясь в неурочное время в изначально не предназначенных для чистого созерцания местах.
В конечном счете, пространство инсталляции, на первый взгляд созданное с целью нарочито и насмешливо утрировать уродство увеселительной площадки народного пользования, оказывается этаким перевертышем, главная интенция которого заключается в искреннем ностальгическом желании воскресить детство на отдельно взятом кусочке земли посреди оголтелого взрослого праздника. Воскресить не то радужно-бессмысленное детство, о котором сами взрослые так любят рассуждать: якобы беззаботное и счастливое, не омраченное тяготами сознательной жизни. А настоящее детство, полное одиночества и сознания своего бессилия, где все выше и сильнее, где фантазия способна наделить каждый непонятный предмет волшебными свойствами, чтобы как-то объяснить для себя лишенную смысла реальность, где от монстров можно спрятаться в домике из одеял, а ночные кошмары и страшные звуки можно прогнать, крепко зажмурившись. Вот и получается, что на «Недетской площадке» найти себе место, на самом деле, смогут одни только дети.